Лучшие молодые люди в том возрасте, когда они еще не испорчены жизнью и избирают карьеру, предпочитают
деятельность врачей, технологов, учителей, художников, писателей, даже просто земледельцев, живущих своим трудом, положениям судейским, административным, духовным и военным, оплачиваемым правительством, или положению людей, живущих своими доходами.
Неточные совпадения
В рапорте
врача окружного лазарета г. Перлина от 24 марта 1888 г., копию которого я привез с собой, между прочим сказано: «Меня постоянно ужасала большая заболеваемость ссыльнокаторжных рабочих острым воспалением легких»; и вот, по мнению д-ра Перлина, причины: «доставка за восемь верст бревен от 6 до 8 вершков в диаметре четырехсаженной длины производится тремя рабочими; предполагая тяжесть бревна в 25–35 пуд., в снежную дорогу, при теплом одеянии, ускоренной
деятельности дыхательной и кровеносной систем» и т. д.
Когда-то я мечтал о духовной
деятельности, воображая себя то учителем, то
врачом, то писателем, но мечты так и остались мечтами.
В результате всей вышеизложенной
деятельности молодого
врача он с каждым годом начинал все более и более оперяться и в настоящее время имел уже маленький капиталец!
Все яснее и неопровержимее для меня становилось одно: медицина не может делать ничего иного, как только указывать на те условия, при которых единственно возможно здоровье и излечение людей; но
врач, — если он
врач, а не чиновник врачебного дела, — должен прежде всего бороться за устранение тех условий, которые делают его
деятельность бессмысленною и бесплодною; он должен быть общественным деятелем в самом широком смысле слова, он должен не только указывать, он должен бороться и искать путей, как провести свои указания в жизнь.
На мой взгляд, эта «безмездность» необходимо должна была лежать в основе высокой
деятельности каждого
врача.
И еще в одном отношении я часто испытываю неловкость в разговоре с нею: Наташа знает, что я мог остаться при университете, имел возможность хорошо устроиться, — и вместо этого пошел в земские
врачи. Она расспрашивает меня о моей
деятельности, об отношениях к мужикам, усматривая во всем этом глубокую идейную подкладку, в разговоре ее проскальзывают слова «долг народу», «дело», «идея». Мне же эти слова режут ухо, как визг стекла под острым шилом.
— Я кое-что слышал о твоей
деятельности на голоде. В вагоне я разговорился с одним земским
врачом, — Рассудин, кажется, фамилия. Он мне много рассказывал про тебя.
С самого начала моей литературной
деятельности я издавал свои книги сам и не видел в этом никакого неудобства. В нескольких типографиях спросишь смету, выберешь типографию, бумагу, сговоришься с книжным складом — и все. Помню раз, когда я жил в ссылке в Туле, ко мне приехал какой-то издатель из Москвы и предложил мне выпустить новым изданием сильно тогда шумевшие мои «Записки
врача».
Далее, немало было сестер из аристократических семей, с большими связями. За немногими исключениями, сестры эти являлись истинными бичами тех врачебных учреждений, где они служили. К обязанностям сестры они были приспособлены очень мало, исполняли только те назначения
врачей, какие им было угодно, самих
врачей не ставили ни в грош и вертели всем учреждением, как хотели. Всю свою
деятельность здесь они превращали в один сплошной, веселый и оригинальный пикник с штабными генералами и офицерами.
Газеты были полны корреспонденциями о его самоотверженной, гуманной
деятельности, и имя его не только гремело в медицинских кружках, но было известно всей грамотной России не как
врача, но, что гораздо почетнее как «друга человечества».